Нельзя отказываться от власти, пока ты на коне, можно - когда тащат за ноги.

Дионисия Старшего укоряли, что он чествует и выдвигает одного человека, дурного и всеми нелюбимого. Он ответил: "Я хочу, чтобы хоть кого-то люди ненавидели больше, чем меня".

Дионисий Старший наложил на сиракузян побор: они плакались, взывали к нему и уверяли, что у них ничего нет. Видя это, он приказал взять с них и второй побор, и третий. Но когда, потребовав еще большего, он услышал, что сиракузяне над ним смеются и издеваются у всех на виду, то распорядился прекратить побор. "Коли мы им уже смешны, - сказал он, - стало быть, у них уже и впрямь ничего больше нет".

На вопрос, есть ли у него свободное время, он [Дионисий Старший] ответил: "Нет, и никогда пусть не будет!"

В самом начале его правления он [Дионисий Старший] был осажден восставшими против него гражданами, и друзья советовали ему сложить власть, если он не хочет умереть насильственной смертью; но он, посмотрев, как быстро падает бык под ударом мясника, сказал: "Не стыдно ли мне, убоявшись столь краткой смерти, отказаться от долгой власти?"

Фиванец Пелопид шел на войну, и жена просила его поберечь себя. "Это надо говорить другим, - сказал Пелопид, - а полководец должен беречь своих сограждан".

Увидев в Академии Ксенократа, уже пожилого человека, обсуждавшего философские вопросы со своими знакомыми, Евдамид, сын Архидама и брат Агида, поинтересовался, кто этот старец. Ему сказали, что это один из тех мудрецов, что заняты поисками добродетели. "Когда же, - спросил Евдамид, - он воспользуется ею, если теперь он ее только ищет".

Когда афиняне шумели о том, чтобы изгнать его [Аристида] остракизмом, к нему подошел какой-то человек, неученый и неграмотный, с черепком в руке и попросил написать ему имя Аристида. "Ты знаешь Аристида?" - спросил Аристид. "Нет, - ответил тот, - но мне надоело слушать, как все его только и зовут, что Справедливый да Справедливый". И Аристид, не сказав ни слова, написал свое имя и отдал ему черепок.

Дионисий Младший говорил, что кормит стольких софистов не потому, что восхищается ими, а для того, чтобы они восхищались им.

На вопрос, какой полководец лучше, Хабрий или Ификрат, он [Эпаминонд] ответил: "Нельзя сказать, пока все мы живы".

Эпаминонд (...) отказал Пелопиду в его просьбе выпустить из тюрьмы одного кабатчика, но тут же отпустил его по просьбе гетеры, сказав при этом: "Есть услуги, Пелопид, которые подружкам испрашивать не стыдно, а полководцам стыдно".

Эпаминонд, (...) когда фиванцы из зависти и в насмешку избрали его таксиархом, (...) не счел это ниже своего достоинства, но сказал: "Не только должность делает честь человеку, но и человек должности". И этой службе, которая до него сводилась к надзору за уборкой мусора и стоком воды, он сумел придать значительность и достоинство.

Солдат должен бояться своего начальника больше, чем врагов.

Располагаясь станом в земле союзной и дружеcкой, он [Ификрат] заботливо окружал его и рвом, и тыном. А на вопрос: "Чего ты боишься?" - он ответил: "Нет хуже, чем когда полководец говорит: "Этого я не ожидал!""

Ификрат, когда его переговорил Аристофонт, сказал: "У противной стороны лучше актер, у меня - драма".

Гармодий, потомок древнего рода Гармодия, попрекал его [Ификрата] безродностью. Ификрат ответил: "Мой род на мне начинается, твой на тебе кончается".

Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном.

Когда Дарий предложил ему [Александру] 10 000 талантов и половину власти над Азией, Парменион сказал: "Я принял бы, если бы я был Александром". - "И я, свидетель Зевс, - ответил Александр, - если бы я был Парменионом".

Как над землею не бывать двум солнцам, так над Азиею двум царям. (Александр Македонский - персидскому царю Дарию.)

Приближенные посоветовали Александру напасть на врагов ночью. Тот ответил: "Я не краду победу".

Однажды, прочтя длинное письмо Антипатра с обвинениями против Олимпиады, Александр сказал: "Антипатр не знает, что одна слеза матери заставит забыть тысячи таких писем".

Когда кто-то сказал Леониду, что он ведет в бой слишком мало людей, он ответил: "Слишком много - ведь они обречены на смерть".

Когда жена во время отъезда спросила его [Леонида], не скажет ли он ей чего-нибудь на прощанье, он сказал, обернувшись: "Желаю тебе доброго мужа и добрых детей".

Когда во время боя [при Фермопилах] кто-то воскликнул: "Из-за варварских стрел не видно солнца", - Леонид сказал: "И хорошо, будем сражаться в тени".

Один из спартанцев сказал: "Варвары уже рядом". Леонид ответил: "Стало быть, и мы рядом с ними "

Леонид приказал своим воинам завтракать, объявив, что обедать они будут уже в Аиде.